ТЕТРАДИ №№ 1-3
историко-этнографического музея города Дмитровск
Орловской области.
Воспоминания бывшего командира роты
685 стрелкового полка 193 стрелковой дивизии 65-й армии
лейтенанта Гончарова Александра Иовича.Воспоминания написаны в мае-июне 1976 года.
В районе Дмитровск-Орловского.
Воспоминание. Февраль-март 1943 г. Бывший командир роты 685-го стрелкового полка, 193 ордена Ленина стрелковой дивизии, 65 стрелковой армии - Центральный фронт.
Гончаров Александр Иович 1905 г.р..
Военное звание - лейтенант.Командир 685 стрелкового полка – подполковник Драгайцев.
Командир 193 стрелковой ордена Ленина дивизии – генерал-майор Смехотворов.
Командир 65 армии генерал лейтенант Батов П.И.
Командующий Центральным фронтом генерал полковник К.К. Рокоссовский.У города Ливны, в феврале месяце 1943 года, прорвав сильно укрепленную немецкую линию обороны, 685 стрелковый полк 193 стрелковой ордена Ленина дивизии с боями шел вперед, на запад. Совершая марши, бойцы и командиры старались перехватить дороги, преградить путь отступающему врагу, окружали и уничтожали гитлеровских солдат и офицеров. В зимнюю стужу вражеские солдаты и офицеры на ноги одевали плетеные «валенки» и иногда случалось в панике или после боя отступали бездорожьем, то след одного гитлеровского разбойника казался, что здесь прошли десятки вражеских ног. Немцы на головы покрывали теплые платки, одеяла и порой овчинные шубы, отобранные у советских граждан. Когда догоняли эту нечисть – гитлеровскую армию, то видели не армию, не солдата, а укутанные фигуры с автоматами-пулеметами в руках. 685 стрелковый полк с боями двигался по направлению к г.Орел.
Не дошел полк 8 км до города Орла, отвернул в западную сторону и прошел мимо города Малоархангельск, устремился к деревне Поныри. Шли проселочными дорогами, бездорожьем, по пояс в снегах, мокрые с ног до головы. Шли быстрыми переходами, стараясь перехватить больше, окружить ненавистного врага и уничтожить его живую силу. Тылы отстали, пополнять боеприпасы было нечем, приходилось пользоваться немецким оружием. Питались «подножным кормом», где, что удалось достать. Были случаи, когда 2-3 суток солдаты не имели во рту и крошки хлеба. Подошли к Понырям. День ясный, но иной раз ясность сменяется хмарами, тучами. Батальоны, роты имели наблюдателей за воздухом. Послышался шум моторов в воздухе, но команды «воздух» не было, и полк шел своим широким шагом. Солнечный день - то ясно, то через 10-15 минут накроют хмары и пойдет белый, пушистый, февральский снег. И вдруг, самолеты разворачиваются и сваливают тяжелый боевой груз на идущий полк. Заметались солдаты и офицеры, кое-кто с дороги сбежал на 5-10 метров, а многие легли на дороге и загремел гром - взрывы авиабомб. И надо сознаться, что некоторые роты попали под бомбовые удары. Особенно минрота - потеряла половину солдат и офицеров 2-го батальона. Командир полка подполковник Драгайцев получил приказ от командира дивизии вести наступление днем и ночью. Февральские ночи на Орловщине в этом 1943 году были ясные, холодные и притом тихие. Звездное небо создает прозрачный, светлый горизонт, что вокруг окружающих видимость доходит до 5-7 км, и когда в морозное ночное время идет солдатская рать, нагруженная до отказа вооружением, то в воздухе выше солдатских голов создаются клубы пара, которые в прозрачной, тихой ночной мгле после отхода постепенно исчезают, как дым, как утренний туман. Вот одной такой звездной ночью полк подошел к селу Малое Боброво, где располагался немецкий гарнизон и окружил его. Кольцо быстро сжималось. Немецкий гарнизон застигнут врасплох. Командир роты лейтенант А.И.Гончаров находился у крайних домов, с приданным отделением автоматчиков, расчетом ручного пулемета и взводом ПТР прикрывал село Малое Боброво со стороны Комаричей. Подошли к деревне, тихо вызвали хозяев крайнего дома. Вышла на стук пожилая женщина, она сообщила, что в деревне немцев много, но в их доме немцев нет. Пожилая женщина и молодая девочка лет 14-и в знак радости вынесли солдатам поесть и не успели воины отблагодарить хозяев, как в воздух взлетела красная ракета, сигнал к атаке.
Немецкий гарнизон в жестокой схватке упорно сопротивлялся. 685 стрелковый полк вокруг села кольцо сжимал все туже. Гитлеровские звери метались как затравленные фашисты - то в одну сторону, то в другую. Но путь к отступлению им был закрыт. Завязался бой возле школы, где располагался немецкий штаб. Немецкий штаб был разгромлен. А фашистские подразделения усиленно искали выход. Перед рассветом по оврагу, что посреди села Малое Боброво, пробиралось свыше роты вражеских солдат и офицеров до зубов вооруженных минометами, пулеметами, гранатами, винтовками и автоматами. Фашистские изверги мечтали ускользнуть, уйти от кары, не отвечать за свои проклятые проделки над советскими людьми, но не ушли. Завязался жестокий, но короткий бой. Фрицы ползли к окраине и, выбрав удобный момент, фашисты бросились на прорыв. Наши солдаты и офицеры открыли ураганный пулеметно-автоматный огонь. Многие фашисты полегли в этом бою. Оставшиеся в живых, побросав оружие, подняли руки вверх и сдались в плен. Другая часть, не прекращая огня, начала отходить в западную часть села.
Гончаров А.И. из ручного пулемета убил несколько фашистов, нескольким злодеям-гансам удалось скрыться в строениях. Командир роты Гончаров А.И. и несколько автоматчиков бросились вдогонку. Два гитлеровца вскочили в деревянный амбар, крытый соломой. В этот момент на встречу нам бежал мальчик лет 11-12-и, не добежав метров 5-7, он быстро заговорил: «Дяденьки! Эй, дяденьки! Два немца забежали в амбар, а остальные пробежали дальше». Услышав этот разговор, фрицы повели из амбара стрельбу, но наш огонь заставил их замолчать. На крики: «Хэнде хох!» немцы не выходили. Не раздумывая, два моих бойца и я мгновенно бросились в амбар. При входе здоровенный немец, обутый в плетенные соломенные валенки, лежал, распластавши руки, сраженный автоматной очередью, второй бросился на нас. Мой солдат убил гада, немецкого змея. Кто такой был этот мальчик? Пожалуй, пионер. Рассчитавшись с немецкой мразью, 685 стрелковый полк начал собираться к школе деревни Малое Боброво. Подходил и местный народ, то старухи женщины, то женщины средних лет, то детвора – мальчишки и девчонки. Заговорила пожилая женщина:
«Пришли к нам изверги, проклятые немцы, сильно помучили они нас, издевались над нами как хотели, многих наших детей угнали в неметчину, некоторых убили, многих ограбили. Милые наши дети и братья! Мстите им, убивайте зверей, гоните гадов с нашей родной советской земли».
Старшина Миронов ответил женщинам и всем присутствующим, что «наш советский народ, наша родная партия приложат все свои силы и умения к тому, чтобы как можно быстрее уничтожить всех фашистов, которые пришли позорить нашу землю, наш советский народ. Не посрамим своих дедов, отцов и старших братьев. Мы победим так же, как они победили в Октябре».
Позавтракали, отдохнули, набрали новых сил, и полк двинулся в сторону села Виженка, Кочетовка. Нашему полку надо было бы идти прямо на город Дмитровск-Орловский и был бы хороший успех, но генерал Смехотворов почему-то дал полку другой путь. В это время в городе Дмитровске было мало немецкой армии и 685 стрелковый полк успешно бы решил эту задачу, т.е. взял бы город Дмитровск, но генерал Смехотворов не учел эти обстоятельства и решил по-своему, решил ошибочно, выполняя боевую задачу, мы взяли село Виженку и двинулись на Кочетовку.
В Кочетовке полк задержался 2 дня, почему – это мне неизвестно. Числа 2-го марта 1943 г. в город Дмитровск-Орловский гитлеровские генералы перебросили бронетанковую дивизию СС Мертвая голова.
1-го марта генерал Смехотворов собрал командиров полков 193 стрелковой ордена Ленина дивизии и поставил задачу «взять город Дмитровск». План взятия города Дмитровск-Орловского был таков: «2-го марта 1943 года 1-му т.е. 685 стрелковому полку перейти линию обороны, на 12-15 км углубиться, подойти ночью к деревням Сторожище и Алешинка, взять эти деревни и утром наступать на город Дмитровск. 2-го утром 2-3-й полки 193 стрелковой дивизии начнут наступление по фронту. 2-го марта мы обязаны были взять Дмитровск, но… вышло по-другому.»
1-го марта командир полка подполковник Драгайцев собрал комбатов, командиров отдельных рот, командиров рот и командиров взводов. На совещании подвел итог взятия села Малое Боброво, где указал лучших бойцов и командиров. Отлично действовали в ночном бою командиры рот л-т Рублев, л-т Гончаров А.И., командир взвода л-т Куличенко Гриша и другие и поставил новую задачу батальонам и отдельным ротам, указав на карте путь движения к городу Дмитровску. В 21ºº 1-го марта 1943 г. выступать. Задача была сложная и трудная. Нашему полку необходимо было глубокими оврагами пройти передний край немецкой обороны, углубиться на 12-15 км в глубь, в тыл врага, подойти к деревням Алешинка и Сторожище, ночью взять их, а утром наступать на Дмитровск. 193 стрелковая ордена Ленина дивизия оказалась в сложном положении. Тылы отстали, боезапасы в боях израсходовали, а пополнить было нечем. На солдата приходилось по 5-10 патронов. Станковые пулеметы имели по одной заряженной ленте, минометы имели по 5-7 мин, а полковые пушки по 2-3 снаряда. ПТР (противотанковые ружья – примечание ДСА) имели также ограниченное количество патронов. Несмотря на такие обстоятельства, генерал Смехотворов поставил перед дивизией вопрос - взять город Дмитровск–Орловский. Комбаты и командиры отдельных рот привели личный состав в боевую готовность. В 21ºº полк выступил из села Кочетовка и глубокими оврагами по бездорожью углубился в тыл врага на 12-15км на северо-восток. Миновали большак, идущий из Комаричей на Дмитровск и повернули на юг. Задача полка состояла в том, чтобы ночью освободить деревню Алешинка и поселок Сторожище, а утром из этих населенных пунктов наступать на город Дмитровск. Повернув вправо, полк вышел к реке, скованной льдом. Пройдя некоторое расстояние, бойцы вошли в ложбину, которая лежала между деревней Алешинкой и поселком Сторожище. В ложбине сделали остановку, распределили силы. Первый и третий батальоны, полковая пулеметная рота должны были штурмовать деревню Алешинка, второй батальон, взвод ПТР и минометная рота – поселок Сторожище.
В четыре часа утра второй батальон с приданными подошел к немецким снеговым окопам и занял их. Командир батальона приказал блокировать каждый дом отдельно. Командиры рот, командиры взводов ставили каждому отделению боевую задачу: без шума, без выстрелов, действовать ножами, финками и прикладами, отцеплять дома и всех врагов уничтожать. Другого выхода не было: полк действовал в тылу врага. Поселок Сторожище спал. Спали и враги. Мартовский мороз довел ртутный столбик до отметки 32º градуса. Воинам на месте лежать было холодно. Получив приказ, они поднялись во весь рост и пошли по заданным направлениям. То в одном конце поселка, то в другом начали лаять собаки и разбудили гитлеровцев. Началась ночная схватка. Сержант Поляков с отделением уничтожил более десятка гитлеровцев. Первый номер ПТР солдат Солопов и его помощник солдат Кузмин родом с города Астрахани финками закололи трех немцев. Кровь одного немецкого солдата после того как выхвачена была финка била фонтаном, горячими брызгами в лицо Кузмину. Кузмин выругался, зло сплюнул с губ немецкую кровь и кулаком двинул полумертвого фашиста. Как сноп свалился вражина с ног, зарычал звериным басом. Солдат Новиков схватился с немцем. Фашист со страха кричит: «Комрад! Комрад! Киндер - айн, цвай, драй, фир». Враг просил Новикова не убивать его потому, что у немца было оказывается четверо детей. Но Новиков неумолим. Прикладом автомата разбил вражине голову и про себя в нос буркнул: «На одного зверя оккупанта поменьшело».
Парторг роты ПТР сержант Зуев с отделением ворвался в дом, гитлеровцы расположились «как дома». В домик наносили соломы, настелили соломы на пол, поснимали верхнюю одежду, очень жарко натопили и преспокойно уложились спать. Кто их охранял, им было не до этого, они спали и ни о чем не думали. И вдруг: «Хэнде хох! - Руки вверх!» Фашисты недопонимали, что произошло, кто такие кричат по-русски. Но Зуев с отделением держат в руках финки, ножи и готовы броситься на зверей фашистов. Гансев-фрицев оказалось 14 человек и зуевское отделение расправилось с завоевателями, как повар с картошкой. Был момент, когда гитлеровец в упор бросился на красноармейца Чусова, схватил его за полу полушубка, повалил его, начал вырывать финку, но подоспел его товарищ, автоматом ударил фашиста по голове, раскроил голову. Ганс свалился на пол и сжался в комок. Так за несколько минут зуевское отделение, уничтожив завоевателей – фашистов, вышло на западную окраину поселка Сторожище. К 5-6 часам утра пос.Сторожище был взят, фашисты уничтожены.
В деревне Алешинка обстоятельства сложились по-другому. А именно: село Алешинка по территории и числу домов больше Сторожище. Комбаты и командиры рот не смогли охватить-блокировать каждый дом. Вследствие этого, уцелевшие немецкие солдаты и офицеры бежали на западную окраину деревни и поднимали стрельбу и тревогу. Завязался ночной бой. Средства связи Алешинки с городом Дмитровск перерезана не была. Через час с Дмитровска были брошены на помощь бронетанковая дивизия СС Мертвая голова. Быстро появились мото-пехота, танки и самоходные установки. Так с 6-ти часов утра начались жестокие, упорные бои в Алешинке и в Сторожище. Непрерывный бой длился сутки. Полки №2 и №3 193 стрелковой ордена Ленина дивизии, задача которых заключалась в том, чтобы утром 2-го марта 1943 года с юго-запада наступать на город Дмитровск, не увенчалась успехом.
Полки были почти безоружные и поэтому утром сделали выстрелы по 5 снарядов на пушку и на этом дело кончилось. Немец открыл ураганный огонь по полкам, и полки не могли двигаться вперед и метра. Так операция, задуманная генералом Смехотворовым, не была выполнена.
В Алешинке шел ожесточенный ночной бой. Получив подкрепление - мото-пехоту, танки и самоходные установки – немецкие фашисты повели наступление и в Сторожище. Во 2-м батальоне не было ни одной пушки, минометы были без мин, ПТР имели по 5-7 зарядов на ружье. Немецкие танки и самоходки яростно атаковали наши передовые позиции, но первое время успех не имели. Наши бронебойщики подбили три танка в ожесточенном бою. 2-й батальон двумя контратаками улучшили положение, фашисты отошли, но положение дел в батальоне не улучшилось. Командир 2-го батальона увидел, что немец напирает, танки и самоходные установки пребывают все в большем количестве, а отбивать их нечем. Комбат видно растерялся, бросил батальон и сбежал с поля боя, а батальон остался без руководителя. Старший адьютант, т.е. начальник штаба батальона был ранен и ушел с передовой в неизвестном направлении. Поэтому батальоном командовать некому. Я находился все время на передовой, связь держал со штабом через посредство связных, другой связи не было. Замполит командира батальона тоже большую часть находился на передовой и не видел, куда делись комбат и начальник штаба батальона.
Со второй половины дня 2-го марта немцы повели новые атаки, еще сильнее, чем они вели в первой половине дня. Горе завоеватели стали применять «возлюбленную» военную тактику-сожжение деревни. Такая их тактика привела к тому, что там, где шли бои, не осталось ни деревень, ни городов. Сотни тысяч изверги уничтожили советских деревень, городов и множество фабрик и заводов. Фашисты принесли нам убытки на неисчисляемые миллиарды рублей золотом. Вот так поступили завоеватели, немецкие псы-рыцари с поселком Сторожище и деревней Алешинка.
Со 2-й половины дня фашисты предприняли частые контратаки и зажигательными снарядами начали поджигать дома колхозников. Горели дома поселка Сторожище, горела и деревня Алешинка. Солдаты и офицеры 2-го батальона переходили с горящих домов и построек в другие не горевшие и стояли насмерть за каждый дом, за каждый метр отвоеванной родной орловской земли. Посредине поселка, или возможно ближе к западной стороне поселка Сторожище стоял домик деревянный, крытый то ли соломой, то ли камышом. Мы с горящего дома вбежали в этот домик, нас заскочило примерно 15-17 человек. Метров 60 подошли 6 танков и начали обстрел. В этот домик попало 4-5снарядов, домик подпрыгнул на 2 четверти, сбился и начал падать. Четыре солдата были убиты, 7 бойцов ранены, а остальные, в том числе и я оказались невредимыми. Домик перекосился и загорелся. В эту минуту немецкие автоматчики бросились к домику, три солдата и я из немецких автоматов дали очереди, немецкие автоматчики по падали и кто живой остался по снегу поползли назад. Тяжело раненных своих солдат сложили в погреб, а сами сдерживали вражеских солдат и офицеров. И так к ночи мы под натиском превосходящих сил противника отошли к последнему домику, что стоял восточнее, у деревни Сторожище, который еще не горел. Как сейчас помню, возле дома от города Дмитровска стоял стог соломы или сена. Сержант Миронов поднялся на восточную часть стога и начал расстреливать из ручного пулемета немецких автоматчиков, которые окружали нас со стороны города Дмитровска. Немцы залегли, а танки в упор расстреливали последний дом. Солнце село. На дворе темнело, а дым горевших домов и строений поселка Сторожище и деревни Алешинка заволок все и не было видно ничего, кроме танков и самоходных установок противника, которые подошли так близко, что можно было их различить. Наши ряды значительно поредели. Остались в строю 2-го батальона 14 человек:
автор этого рассказа лейтенант Гончаров А.И., заместитель командира батальона капитан Рычков, 12 солдат и сержантов, которые сдерживали вражеские полчища.
Дальнейшее наше сопротивление казалось бесполезным. Капитан Рычков и я, посоветовавшись с оставшимися в живых солдатами и сержантами, решили под покровом темноты и дыма выйти из кольца окружения в лес, в тыл противника.
Пришлось отойти. Наш отход был очень трудным. Нас преследовали немецкие автоматчики, танки. Впадина – ложбина, лежащая между деревней Сторожище и Алешинка покрылась непроглядным дымом, гарью, смрадом от догоравших деревень. В поздние вечерние сумерки, задыхаясь в дыму, мы ползли по глубокому снегу в сторону – реки и леса, осыпанные осколками рвущих вражеских снарядов и разрывных пуль пулеметно-автоматных очередей. Немецкие танки и самоходные установки проскакивали по впадине, покрытой дымовой завесой, изрыгая красно-черные клубы огня из коротких и длинных стволов пушек. Подошли мы к реке. Реку перешли вброд, по пояс в студеной воде.
В деревне Алешинка жестокий шел бой. Не один раз бойцы и офицеры 1 и 3 батальонов переходили в контратаки. Немцы отходили на исходные позиции, но силы были неравные. К немцам подходили новые силы, а у бойцов и командиров 1-го и 3-го батальонов 685 стрелкового полка не было боеприпасов, нечем громить фашистов. Подошли к немцам 16 танков и обрушили шквал огня по передовой 1 и 3 батальонов. Солдаты и офицеры попятились назад, но жалко оставлять отвоеванную землю, находились бойцы, которые с гранатами в руках бросались к танкам, стремились уничтожить бронированную вражескую технику, сраженные падали. Отходя с горелого дома, солдаты, сержанты и офицеры перебирались в другой, негорелый, дом. Лейтенант – командир взвода – Куличенко и с ним еще было 8 человек, вскочили в пристройку, вооружены были немецкими автоматами. Немецкие танки подошли близко, стреляли с пушек в дом, а автоматчики-фашисты лезли напролом и вот завязался жестокий бой, шел бой не на жизнь, а на смерть. Куличенко с солдатами бросился на немецких автоматчиков, не заметил, что танк подошел к горевшему дому и вдруг засверкали сотни огней-выстрелов из пулемета танка. Упал один, потом другой солдат, упал третий и четвертый – обливаются кровью бойцы Советской армии. Куличенко видит гиблое дело, двинулся назад, за ним поползли живые и так момент успеха боя не увенчался успехом. Советские воины бились с врагом сутки за деревню Алешинка и пришлось оставить и уцелевшим отойти с Алешинки в тыл врага. Темнело. Вражеские танки стояли на месте, не двигались вперед. Деревня горела как костер. Задыхаясь в дыму, оставшиеся в живых начали отрываться от пехоты противника и под прикрытием дымовой завесы отошли в лес.
Бойцы 2-го батальона 685 стрелкового полка подошли к реке. Лед на реке весь пробит, вода, выступая на верх льда, мочила снег, лежавший на льду реки. Немцы, ведя обстрел деревень Алешинка и Сторожище, взяли в кольцо деревни по реку и поэтому лед на реке был весь побит и вода затопила лежащий снег на льду. Нам ничего другого не оставалось как идти в воду. Итак, зашли по пояс в ледяную воду. Этим, видно, мы оторвались от преследования гитлеровцев. Ночь была ясная, тихая. Мороз давил ртутный столбик до -32 гр.С. Одежда на нас обледенела, идти было очень трудно. Идя в неизвестном направлении, мы стремились найти хотя бы что-нибудь из жилого. Шли одной тропой, сворачивали другой, а потом третьей и кружили вокруг да около, ничего не находили. И так перемерзли до основания, но, набираясь последних сил, мы шли и всю ночь шли…, в бесконечность – так казалось нам. На утренней заре виднее стало, стали прислушиваться, появились крики птиц, кое-какие голоса других – то ли зверей, то ли животных – и нам стало немного веселей. Шли мы россыпью по 4 человека, шли прямоугольником, чтобы видеть друг друга. Доносится слабый голос человека. «Тов.командир, видим домик!» Мы остановились, прислушались и пошли в ту сторону, где окликались. На утренней заре мы нашли дом лесника. Как подойти, как войти в дом – эти вопросы стояли в голове. Распорядился окружить дом, а троим товарищам подойти к дому, постучать в окно, а двоим слушать все, что будет слышно.
Наметили сигналы: «Ко мне», «От нас», «Свои» и т.д. Итак, через 2-3 минуты мы услышали голос идти в дом. Мы вошли в дом лесника. Что мы увидели, поверилось слабо. Нам навстречу бросались наши бойцы и офицеры раненые: кто легко, кто тяжело, кто контужен и ранен. Мы вздохнули полной грудью и легко дышали, хотя знали, что находимся в тылу врага. Печь горела очень жарко, дрова лежали возле печки. «Кладите дрова – пусть горят хорошо» - сказал капитан, зам.полит комбата тов.Рычков. В доме оказалось больше 30 раненых бойцов и офицеров нашего полка.
Разделись, возле печки обогрелись и через 1 час вышли из дома лесника. Пошли мы в деревню, что от лесника расположена северо-восточнее в 4-6 километрах. В этой деревне мы встретили еще около 40 бойцов и командиров 685 стрелкового полка – раненных и контуженных. Нас собралось около 100 человек, из которых подавляющее большинство – раненные, контуженные. Большая часть легко раненных двигалась без помощи других товарищей. Тяжело раненным оказывалась помощь. Тяжело раненным иной раз приходилось ползти на четвереньках, но оставаться в тылу врага не помышляли. Заявляя: «Лучше смерть, нежели немецкий плен». Население деревни – колхозники – встретили нас очень радушно. Раненым была оказана всякая необходимая и немедленная помощь. Женщины колхозницы собрали для бойцов Советской армии все, что могли из продуктов питания, накормили всех, обогрелись солдаты и офицеры. В 9 часов утра женщины указали нам путь движения и батальон из раненных солдат и офицеров укрылся в дремучие Брянско-Орловские леса. Двое суток ходили по лесам, искали выход к переднему краю, для выхода к своим. Днем шли, делали привалы 2-3 раза, больше не могли, потому что не было времени, не было продуктов питания, идти необходимо.
На привалах жгли костры, собирали сушняк, сушняк должен быть сухим, а не влажным, влажный сушняк при горении дымил, а дым для нас – гиблое дело. Враг мог заметить, обнаружить и уничтожить. Ломали сушняк все – и здоровые и раненные – всем хотелось согреться возле маленьких светло и жарко горевших лесных костров. Поздно вечером батальон искалеченных останавливался на ночлег. Солдаты и сержанты были сформированы по отделениям, во главе отделения становили здорового солдата или сержанта, которые руководили отделением и оказывали всякую помощь раненным бойцам и сержантам.
Два отделения составляли стрелковый взвод, во главе взвода ставили раненого офицера, если не хватало офицера, ставили раненого или здорового сержанта или старшину. Кроме отделений и взводов организовали ударную группу из здоровых бойцов. Во главе здоровой группы поставили легко раненого лейтенанта. Лейтенант имел отличительное лицо – носил рыжую, жесткого волоса бороду. Фамилию лейтенанта не вспомню, но хорошо помню, что товарищ был из 1-го батальона. Лейтенант храбр, приказание выполнял безоговорочно, грамотно, средних лет. Носил овчинный полушубок, длинноватый, выглядел строгим. Задача здоровой группы заключалась в том, чтобы охранять раненых и в любую минуту ,если потребуется, принять бой с фашистскими захватчиками. Ночью возле маленького костра располагалось отделение. Морозная ночь не давала долго лежать возле костра. Солдаты: одни лежали, наложив сухих ветвей под бока, другие собирали сушняк, некоторые спали утомленные дневными переходами, а другие рассказывали разные события и поговорки, анекдоты, причем смех мог быть только вполголоса. Когда прислушаешься к разговорам отделения – слышишь веселые радостные разговоры, как будто и ничего не произошло и ничего не случилось. В некоторых отделениях слышны стоны, охи, некоторые раненые просят помощи, а помощи нет – они ругаются, клянутся: «Зачем я родился так, раз так». В полночь и стоны, и разговоры прекращаются, слышен сап или храп измученных раненых бойцов и командиров. Только слышен шорох часовых и группы здоровых солдат, охраняющих раненых солдат и офицеров от внезапных наскоков врагов – немецких фашистов.
Первую ночь батальон раненых бойцов находился у большака, который шел из Комаричей в город Орел. Разведчики всю ночь наблюдали за немецким беспрерывным движением автотранспорта. Транспорт шел ночь и весь день беспрерывно. Интервалы были очень маленькими и при том – редкие. Танки, бронеавтотранспорт, тягачи и все виды транспорта шли с зажженными фарами. Перейти большак незамеченными, да притом большой группой солдат и офицеров сразу было невозможно. Ночь первая прошла благополучно. Часовые доложили, что никаких событий не произошло. В этом месте остались на второй день. День ясный, морозный, градусов 20-25 С. Батальон раненых ведет себя напряженно, стараются остаться незамеченными. Громких разговоров не должны иметь, но иной раз тяжело раненый чертыхает здорового солдата или легко раненого за то, что не вовремя ему подали теплой, согретой на костре воды. Разведчики лазят, выискивают, где можно подойти поближе к большаку, откуда легче переходить через большак и притом все время быть скрытыми, незамеченными врагами-фашистами. Нашли такое укромное место, это место – подъем из впадины. Вокруг густые высокие леса, подойти можно на 100 метров и остаться абсолютно незамеченными. Укромное место находилось от лагеря больных на 4-5 километров. Подняли батальон раненых вечером и пошли к укромному месту. Шли часа 3-4, к 12 часам подошли к этим местам, остановились. Гужтранспорт идет. Одни машины идут из Комаричей в Орел, другие из г.Орла в Комаричи и нет перерыва , нет паузы, чтобы проскочить большак. Только к утру 5-го марта мы смогли перейти большак.
Переходили в тяжелых условиях, потому что среди раненых есть тяжело раненые, которые не бегают и почти сами не ходят, а их надо перевести или перенести и успеть скрыть с вида, чтобы остаться незамеченными врагом. Переходили отделениями, здоровые солдаты, сержанты, старшины почти все участвовали, оказывая помощь раненым. Одни солдаты отводят дальше от большака, а другие возвращаются обратно, помогают раненым. Так и крутились возле больных, пока не переправили всех до единого через большак. И когда окончили переход, отошли вглубь леса на 2-3 километра, остановились и сделали привал, решили отдохнуть. Ночь прошла, спать не пришлось. Согласовали: дать часа на 4-е уснуть, отдохнуть. Охранная группа выставила часовых, часовые рассыпались вокруг лагеря и четко несли службу, охраняя спящих или лежащих раненых солдат. К нам, т.е. ко мне и капитану Рычкову подошел лейтенант с рыжей бородой, который командует охранной группой. Докладывает, что все меры по охране приняты, что с восточной стороны, откуда шел батальон, он охрану усилил, потому говорит, что много прошло бойцов, осталось много следов, это могут заметить враги и пойти по этим следам. Погода стоит безветренная. Лейтенант доложил, мы приняли доклад, дали указание и отпустили товарища отдохнуть. Костры разжигать воспретили, солдаты и офицеры собирали сушняк, расстилали его, ложились спать. Отделение, которым командовал сержант Семошкин ??, насобирало старья много, легко раненые разбросали ветки, наложили в головы повыше и уложились уснуть. Боец тяжело раненый прилег и пытался уснуть, но не мог спать. Что его мучило – не было известно. Вскочил, начал ходить, стонать, а после начал подавать крик. Все уснули и крик услышали часовые, один здоровый часовой прибежал, увидел мечущегося раненого, подошел к нему, предупредил его, что крик нарушает дисциплину лагеря. Раненый вздрогнул, опешил и не мог сказать слова. В дальнейшем выяснилось, раненый спал, а сам ходил по лагерю сонный. Время шло быстро, утомленные бойцы и командиры, ощущая холод, сжимались, кучились, лезли друг к другу, хоть чуть-чуть пригреться. Приподнялся, посмотрел на часы, время подходило. Надо делать подъем и дал команду к подъему. Личный состав услышал шум, вскакивали, снегом протирали глаза, готовились к походу. Батальон раненых выстроился, тяжело раненые прижимались к легко раненым, но нарушений было мало. Шли мы лесом, бездорожно. Группа здоровых шла впереди на 300-400 метров. По бокам тоже шла разведка и сзади группа охраны. Так мы шли светлым днем. Днем прошли мимо деревни километра 2. Лай собак слышен ясно, деревню не помню. Отошли километров пять-шесть, сделали привал, передохнули, а кушать нечего, солдаты и офицеры голодные, просят кушать. А где взять? С последней деревни уходили, нам колхозницы дали продуктов питания: хлеба, картошки. Продукты были израсходованы, а кушать хочется: «быка съели бы, да нет его». Вот так пришлось идти, выходить к своим. Надежду имели на то, что скоро встретимся и вопрос будет решен с боезапасом и продовольствием. Вечерело. Батальон тронулся в путь. Погода нарушилась, подул западный ветер. Пошел снег. Мы шли в юго-западном направлении. В первый раз снег шел малый, ветром раздувало, было видно наше направление, куда мы идем. Позже повалил сильный, крупными хлопьями лопушистый Орловский белый снег. Ветер со снегом облепил нас, темно стало. Идти трудно, но, не взирая ни на что, мы упорно шли. Подошли к деревне очень близко. Враг освещает ракетами деревню. То в одном краю взлетит красная осветительная ракета, то еще не успеет погаснуть – взлетает другая и так вокруг деревни палили ракетами. Я и капитан Рычков собрали командиров взводов и командиров отделений. Дали указание, чтобы в момент выстрела ракеты все бойцы и офицеры мгновенно падали и лежали, не тревожась до тех пор, пока не потухнет ракета. Разошлись командиры ,они провели среди раненых солдат наше указание, передохнули и тронулись в путь. Шли по над деревней безлесьем, но путались раненые в густом высоком бурьяне. Бурьян сухой ломался, давал шорох. Буран поднимался, снежная вьюга закрывала все, впереди ничего не видать, только видно свет красной осветившей ракеты. Иной раз огненная ракета падала в расположение батальона и тогда возникала среди личного состава батальона яростная злоба. Солдаты с ужасом смотрели на поведение врага. «Вот до чего дожили, - говорит раненый сержант отделению, - черт возьми этих треклятых фашистов, пришли к нам незваные, непрошенные и вот поди же мы хозяева в своей родной стране идем мимо деревни, а зайти, погреться не имеем права. Это просто безумие, а не жизнь. Фашистов надо уничтожать как ядовитых, нами ненавистных темных змей». Сказал эти слова сержант Солонов и все отделение пришло в ужас. «Гады фашисты, - они говорят, - живут в Германии неплохо, но вот одна их беда – жадность к чужой собственности. Изверги, разграбили наши колхозы. Забрали все: хлеб, скот, продукты питания, птицу и всякую снедь. Будем мстить гадам, уничтожать подлюк до единого и всю территорию освободим, во что бы то не стало». Такое настроение было среди раненых солдат и офицеров 685 стрелкового полка. Раненые мечтали быстрее воссоединиться с нашими полками, попасть в госпиталь, излечиться и снова на фронт – уничтожать врагов-злодеев. Незамеченными прошли деревню. Пурга несет снег, крутит его, засыпает глаза. Батальон раненых и калек медленно, по пояс в снегу, двигается в направлении к своим. А где свои? Где мы находимся? Никто не может сказать именно где мы сейчас. Прошли 4-5 километров, товарищи устали, просят сделать отдых. Зашли в лес, нашли подходящее место, остановились, дали указание расположиться и отдохнуть. Я и капитан Рычков посоветовались с лейтенантом, который командует здоровой группой. Мы решили, что батальон раненных пока отдохнет, а за это время провести разведку: где и как лучше пройти, провести солдат. Группу здоровых разделили на две части, и во главе шести человек обязали лейтенанта в бороде идти в разведку. Вторая группа здоровых осталась охранять батальон раненных. Лейтенант с шестью солдатами ушел в юго-западном направлении. Примерно прошла разведка 6-7 километров, вышла из леса, чистой поляны много, что делать - дальше идти или возвращаться? Лейтенант решил возвратиться к батальону. Деревни не обнаружил, большака не нашли и вернулись в расположение батальона. Лейтенант доложил. Выслушав внимательно доклад бородача, мы пришли к единогласию, что будем двигаться тем путем, которым шли разведчики. Лесное место пройдем по видному, а чистое поле, как стемнеет. Сделали подъем. Солдаты поднялись, занимаются кто чем: одни умываются, другие греются, трутся один о другого, третьи ведут задушевный разговор - как отдохнули. Многие разговаривают о хлебе, о супе. Да, закусили бы хотя что-нибудь, есть очень хочется. Можно нас сравнить с животными, медведями. Говорят, медведь зимой залазит в берлогу и лежит недвижим: ни ест, не пьет, а вот как становится теплее медведь вылазит из берлоги и еле, еле передвигается, идет на добычу. Добывает добычу, становится сытее, двигаться начинает быстрее и восстанавливает свое положение. Вот так и мы, идем поголодуем, а как воссоединимся, то свое возьмем. Эх! Мечта, мечта, где наши боевые товарищи, где командир полка, где начальник штаба полка тов… Ведь они проводили нас в бой, сами остались в Кочетовке. Мы бой проиграли и вот искалеченные, раненные, контуженные ищем Вас. Придется ли встретиться с вами?.. Пока нам неизвестно, но идем - ищем Вас и обязательно найдем. Подана команда на движение. Солдаты постановились по отделениям, во главе отделения стояли командиры отделений. Подана команда «шагом марш». Ветер не утихал, схватывал лежащий снег, поднимал его вверх и крутил вокруг да около, заметая пройденные следы. Шли отдохнувшие солдаты высоким лесом. Тропок лесных нет, приходится обходить густой лес, искать прореженный лес и делать извилины, извороты. Батальон шел еще не засыпанными следами разведчиков. Снег не выдерживал, солдаты проваливались и, особенно, было тяжело идти тяжелораненым и раненым в ноги. Раненые в ноги шли поддерживаемые двумя другими солдатами, проваливаясь, нажимал на раненую ногу и от ужасной боли охал и плакал. Батальон растянулся, приходилось передних останавливать, дожидаться, пока подтянутся все. К вечеру подошли к редколесью. Пришлось остановиться, дождаться пока стемнеет, и тогда идти более чистым полем. Привал провели часа два, отдохнули, набрались сил и примерно в 6-7 часов или вернее в 18-19 часов вечера батальон тронулся вперед для воссоединения со своими частями. Два километра шли редким лесом, потом лес исчезал, высокий бурьян попадался, и подходили к каким-то возвышенностям. Разведчики шли впереди метров 200-300. Один разведчик ускоренным шагом подходит ко мне. Остановился, руку приложил к головному убору, доложил - товарищ, командир! Впереди проходит большак, идущий из Комаричей в город Дмитровск-Орловский. На большаке стоят танки, один от другого на расстоянии 60-80 метров. Мы стали присматриваться, но не остановились. Прошли еще километр, видеть стали осветительные ракеты. Приостановились на расстоянии одного километра, прилегли, а ветер жжет лицо солдат и командиров. Лежим час, другой, холодно в чистом поле. Я и капитан Рычков ломаем мозги, что делать, как поступить, вернуться назад или, что предпринимать, как решить вопрос. Прошли или, вернее, проползли ползком ближе к большаку, к немецким танкам. Расстояние 200-250 метров от дороги, приостановились в бурьяне. Снежная пурга покрывает лес, но мы видим, мы чувствуем, что беда настигла над нами и что делать, ума не приложим. Видим один танк, видим второй, третий, четвертый и так далее. Лежим здесь 2 -3 часа, наблюдаем за поведением немецких танкистов, как они ведут себя и есть ли солдаты возле танков или солдат нет. За эти 3 часа нам пришлось уяснить, увидеть, изучить тактику немецких извергов. Первый час нами было установлено, что десятка полтора танков стояли на большаке. В первый час танкисты открывали люки, поднимали руки с ракетницей и выстреливали в юго-западном направлении. Тот кто стрелял, он держал открытый люк до тех пор, пока не потухнет ракета. Через 7-8 минут поднимался снова люк, поднималась рука с ракетницей, выстреливая и прикрывая люк тогда, когда потухала осветительная ракета. Километров десяток, а возможно больше освещался большак, дальше нам не было видно. Второй час нашего наблюдения было уточнено, что ракеты стали выстреливаться реже, через 10-15 минут. Потом установился черед. Возле нас выстрелит, ракета осветила впереди все, а потом через 20-25 минут второй танк стреляет, после через такое время третий танк стреляет и так идет охрана большака. Через 30-40 минут выстрелы ракет с концов начинались и выстрелы были из 2-х танков, два выстрелили, а через 20минут следующие 2 танка палят ракеты, освещают поле. Такая тактика была выяснена, уточнена, другого поведения немецко-фашистских мерзавцев незамечено. Солдат часовых или охранных войск возле танков замечено не было.
Воспоминания лейтенанта 193-й сд Гончарова Александра Иовича
Сообщений 1 страница 2 из 2
Поделиться12016-05-07 21:25:45
Поделиться22016-05-07 21:26:00
Третий час нашего наблюдения оставался в таком же положении. Я, капитан Рычков, лейтенант рыжебородый и другие согласились пройти через большак, между танков. Дал команду подтянуть ближе к большаку раненых и калек. Пришел личный состав к нам. Часа в два, три ночи 7-го марта 1943 года мы начали переход. Переход проходил по 20 человек, т.е. по два отделения. Во главе двух отделений стоял раненый офицер командир взвода. Он отвечал головой за поведение 20 человек. Строгость, еще раз строгость, такая была установка при переходе. Возле нашего расположения из танка фашисты-танкисты произвели выстрел, осветительная ракета осветила, погасла, люк танка закрылся. Я дал команду идти двум отделениям и пяти солдатам охраняющим. Шли солдаты посреди танков и за 20-25 минут проползли большак, за большак зашли 300 метров, а там овраг и первая группа благополучно пересекла страшную, я бы сказал, смертельную опасность. Через 20-25 минут вторые танки произвели выстрелы, закрылись люки - значит не обнаружили первую группу. Это воодушевило всех больных и здоровых, смертников, советских солдат и офицеров. Вторую группу пустил три отделения, товарищи повеселели, набрались смелости и проползли тоже удачно. Со второй группой пошел капитан Рычков, ясно, что во второй группе было больше дисциплины, больше было аккуратности среди переходящих. Мне пришлось переходить с четвертой, последней группой и 7 человек здоровых охранных солдат. Это была завершающая наша группа, самые наши тяжело раненые солдаты и офицеры.
Это был великий подвиг советских военных людей, жаждущих мести немецким зверям. Метров 200-300 от большака куда мы сошли, лежал овраг, или вернее начало оврага, это спасло нас, что мы оказались незамеченными. Танки продолжали выстрелы осветительных ракет, «территория просматривалась врагами», но мы советские бойцы и офицеры дошли, не побоялись смерти.
Батальон раненых двинулся вниз оврага. Прошли километра два, сделали привал. Холодно, разжигать костры строго настрого воспрещено. Бойцы и командиры перемерзли, жмутся, трутся друг о дружку, другие - от переживаний- присели, прилегли, никак не придут в состояние покоя, смягчения. Дует ветер, захватывает снег, несет его в овраг, в овраге бойцы присыпаются снегом. Что делать? Как идти дальше, куда идти? Вопрос решался в головах командиров и солдат. Светает. Солдаты успокоились, спят, некоторые ворочаются, холод берет свое – хочется уснуть. Но не так-то просто – мерзнут пальцы ног, рук. В 8 часов утра сделали подъем, привели себя в порядок и двинулись вниз оврага.
Идем и слышим впереди выстрелы. Остановились, стрельба усиливается и прямо, и в левой, и в правой стороне нашего оврага. Сейчас же высылаем вперед разведгруппу. Рыжебородый лейтенант с шестью разведчиками пошел по направлению стрельбы. Через час пришли два разведчика и доложили, что немцы наступают на наших. Разведка заметила впереди, возле леса стоят танки. Мы уточнили свои боезапасы и вооружение. У нас имелось: 27 автоматов советских и немецких, 41 винтовка, 4 ружья ПТР, 2 ручных пулемета. Но беда именно в боезапасе. На автоматы по 10-12 патрон, на винтовку по 7 патрон, у пулемета по пол диска патрон. Ружья ПТР имели у двух ружей по четыре патрона, а у двух ружей по 2. 3 патрона.
Наша боевая группа, что имела наличием. Теперь надо учесть тяжело раненых, которые не могут не только стрелять, но и сами ходить не могут без помощи других. Тяжелых бойцов 8 человек, к ним на помощь бойцов легко раненых. Эта группа должна идти позади всей группы. Остальные солдаты и офицеры обязаны участвовать в бою на прорыв к своим. Три взвода по двадцать человек выстроились. Дал боевую задачу командирам взводов идти руслом оврага до лейтенанта разведчика. Близко подошли к боевым немецким порядкам. Вперед послал по три человека с ружьем ПТР, приказал, во что бы то ни стало подбить вражеские танки, дать возможность проскочить передний край обороны врага. Вражеские танки ведут огонь. Пехота - автоматчики передвигаются вперед, стреляют на ходу. Немецко-фашистские автоматчики то короткими очередями, то длинными очередями выпускают автоматную стрельбу. Неподалеку от нас начали стрелять – пукать минометы врага. Советские вооруженные силы отвечали ружейно-пулеметным огнем, но очень редко и вели огонь только ружейно-пулеметный.
Сержант Солопов с двумя помощниками подполз близко к танку, бурьян и поросли прикрывали скрытность бронебойщиков. Развернулся танк боком, Солопов выстрелил в танк, быстро зарядил, произвел еще один выстрел. Танкисты открыли люк, начали выскакивать из танка. Три выскочили фашиста. Не поймут в чем дело, а автоматчики скосили их. Три гада, нам ненавистных, остались лежать на нашей советской земле.
Подал команду: «В бой!». Взводы закричали «Ура!», «Ура!» и двинулись с тыла врага на проклятых гитлеровских фашистов.
Второй танк подбили, кричим «Ура-а-а!», а весь участок остолбенел, немцы шли вперед, теперь немцы поворачивают назад, а мы их преследуем и уничтожаем.
Второй взвод, которым командовал Гриша Куличенко, развернул солдат, нападая на врагов, уничтожает извергов. Пять фрицев сдались в плен, но разве нам до пленных, когда мы сами еще в немецком тылу. Капитан Рычков дал указание уничтожить завоевателей. Батальон ведет наступление с немецкого тыла. Бой разгорелся, немецкие автоматчики – горе завоеватели - начали отходить в сторону поселка Промклево или Промклевец. Немецкие танки попятились назад. Мы, оставшиеся в живых, быстрыми перебежками уходили к своим, посыпаемые минометно-артиллерийским огнем проклятых врагов немецких фашистов. Два немецких танка с левого фланга повернули в нашу сторону, выстрельнут с пушек, остановятся - еще выстрельнут. Так двигались, приближаясь к нам. Метров 800 не дойдя, танки открыли пулеметный огонь. Раненым бойцам и командирам очень тяжело передвигаться. Мы ползли по снегу, измученные, избитые, изтерзанные фашистами. Попался мне пэтээровец, схватил его ружье ПТР, у него оказалось два патрона, взял эти патроны с ординарцем Морозовым, пополз на сближение к танкам. Мы ползли, не замечая ничего, кроме слышно шлепают пули по снегу. Танки ползут, поливая наш батальон свинцовым металлом.
Личный состав ползет, осталось доползти до леса 60 метров и не преодолеет малое расстояние. Танк подошел на 100 метров, повернулся. Я выстрелил и быстро зарядил ружье, еще раз выстрелил. Задымил танк, танкисты стали выскакивать, связной из автомата немецкого положил фашистов. Второй танк задним ходом начал отходить, поливая нас пулеметным огнем. Немецкие автоматчики стали задерживаться, но поняли, что с их тыла наступала какая-то советская группа войск. Они пошли на сближение с нами, поливая нас автоматным огнем. Я и мой ординарец подвигались к лесу, тяжело было двигаться. Батальон, утомленный боем изнемогал, устал, а двигаться немедленно надо, ибо фашисты перебьют всех до единого. Мне было видно, как бойцы и офицеры многие перестали двигаться, что за причина? Почему не двигаются? Оказывается, прямое попадание в бойца или офицера и последний прекращает движение. Живые ползут медленно, но с великим трудом передвигаются вперед к лесу.
В батальоне появились немецкие автоматы, бойцы и командиры имели боезапасы и активно отстреливались. Немецкие автоматы среди нашего личного состава заставили фашистов залечь, отстать и дать живым нашим бойцам подойти в упор леса. Со стороны советской переднего края, стрельба не велась, но солдаты и офицеры советских вооруженных сил стояли на месте, не двигаясь, ни вперед, ни назад. Вскочили в редкий лес. То за толстым деревом, то за тонким, мы, оставшиеся живые, оторвались от немецкой сволочи и приближались к своим, к боевым друзьям и товарищам, пробежали, кто как смог, дошли до снежных окопов третьего полка 193 стрелковой ордена Ленина дивизии. Не дойдя метров 30-40 до снежных окопов, на нас кричат русские: «Стой! Кто идет!» Мы молчим, а сами двигаемся вперед на радостное соединение. Еще громче стали кричать: «Стой! Ни шагу вперед! Бросайте оружие!?». Я отозвался, что мы из 193 стрелковой ордена Ленина дивизии с 1-го полка лейтенант Гончаров А.И. и командир роты, оружие бросить не имеем права, мы свои, выходим из окружения. Пусть кто-либо подойдет к нам, мы переговорим, уточним, кто мы и откуда. И подошло человек 50, а может быть меньше, пока ничего понять нельзя. Отзывается офицер 3-го полка, спрашивает кто вы, откуда и так далее. Договорились, что мы с 193 ордена Ленина дивизии с 1-го 685 стрелкового полка. Мы получили указание следовать к ним. Встретились, соединились со своей дивизией – это очень хорошо. Нас повели в штаб 3-го полка, а через час, т.е. в 14 ºº мы пришли в Кочетовку. Нас встречал командир полка – подполковник Драгайцев и начальник штаба полка майор Вяткин. Начались распросы, а мы голодные, холодные, хочется сказать- сначала накормите нас, а потом поговорим о наших походах, наших боях, о встрече нашей, жестокой встрече. Подполковник Драгайцев дал распоряжение накормить вышедших из немецкого тыла и дать личному составу отдых. Итак, мы пришли, встретились со своим боевыми товарищами. Я получил приказ командира полка расположиться в южных домиках Кочетовки. Остатки вышедших товарищей направил в расположения, указанные тов. Драгайцевым.
Нас накормили пшенной кашей, напились чая и я с капитаном Рычковым ушли в штаб полка.
Пришли в штаб 685 стрелкового полка. В штабе находился командир полка подполковник Драгайцев, начальник штаба полка майор тов. Вяткин, командир минометной 120 мм пушек роты, начальник «Смерш» полка и другие.
Драгайцев объявил совещание открытым и сделал маленькое вступление. После этого предоставил слово - капитану Рычкову, замполиту 2-го батальона. Рычков изложил все как было: начало выхода из села Кочетовка, как подошли к деревням Сторожище и Алешинка. Распределили силы, какие батальоны штурмовать должны деревни. Указал, что второму батальону и приданных рот и взводов к батальону пришлось наступать на деревню Сторожище. Мы деревню Сторожище взяли, врагов-фашистов уничтожили, закрепились и готовы были вести наступление на город Дмитровск, который находился от Сторожище – один (2,5 км – примечание ДСА) километр. Но 1 и 3-й батальоны, которые штурмовали Алешинку - не смогли взять деревню. Завязался ночной бой. Провода, вернее, связь деревни Алешинки не были перерезаны с городом Дмитровск-Орловским, видно, немцы сообщили в Дмитровск и сейчас же, примерно через час, появились немецкие танки и мотопехотные войска. Начался жестокий бой в обеих деревнях. Бой шел с 4-5 часов утра до 20-21 часа позднего вечера. Когда танки немецкие начали штурмовать деревню Сторожище, командир второго батальона покинул личный состав батальона и сбежал с поля боя. Батальон остался без руководства, никто не знал, где комбат. А враг нажимает, фашисты начали поджигать дома, горела деревня Алешинка, горел поселок Сторожище. Нам приходилось очень трудно сдерживать фашистов. Надо понять, что завоеванный метр родной земли жалко оставлять, тяжело отходить, бросать отвоеванное. Но пришлось оставить деревню Сторожище и оставили 1, 3-й батальоны Алешинку. В поселке Сторожище встретился с лейтенантом Гончаровым, поручил ему командовать вторым батальоном. Мы еще держались шесть-семь часов, но видно было, мы попадаем в полное окружение в поселке Сторожище и нам надо было решить, что делать: или сопротивляться, или отойти. Осталось бойцов и командиров во втором батальоне 14 человек. Деревня горит, остались 1-2 дома, которые еще не горели. Посоветовались и решили: еще подержаться до позднего вечера, а там увидим, что и какие меры предпримем. Фашисты подожгли последние дома и строения. С Дмитровска наступала пехота, нам оставалось два момента – или плен, или смерть, другого момента не было. Когда стало очень темно и все покрылось дымом и смрадом, мы решили по дыму выскочить в лес и этим мы спасли себя от смерти. Гончаров А.И. рассказал, как нам пришлось выходить, в каких суровых, тяжелых условиях нам пришлось побывать, но несмотря ни на лишения, ни на какие- либо трудности, мы все же преодолели, пришли, соединились. Рассказал про сегодняшний жестокий бой, наших боевых товарищей осталось там много и вот надо сейчас доставить боезапасов, ибо мы будем биты, ведь у нас нет ни патрон, ни гранат. Майор, начальник штаба полка тов. Вяткин в своем выступлении сказал, что мы без боезапаса, но надо обратиться к другим полкам дивизии, возможно, что придется достать. Ком.полка сказал, что плохо мы поступили, не знали, что в город Дмитровск в первых числах марта подошла немецкая бронетанковая дивизия СС «Мертвая голова». Эта дивизия и дала нашему полку большой удар. Совещание Драгайцев закрыл. Заместитель командира полка по политчасти провел инструктаж на тему 8-е марта - Международный женский день. Прослушав информацию, я ушел со своим заместителем в расположение, где указал нам тов. Подполковник Драгайцев. Мой заместитель по политвоспитанию - лейтенант Иван Свиридов почему-то не ходил с ротой, оставался в штабе полка и мне не пришлось уточнить причину оставания его при штабе. Поужинав, часовых выставили, привели все как бы к порядку и уложились в натопленной колхозной хате. В доме хозяев не было, где они находились – неизвестно. На дворе дул сильный ветер, захватывал снег, поднимал его вверх, и крутил его столбом, в затишьи. Ночь холодная, ветренная для нас прошла благополучно. Выспались, встали, начали приводить себя в порядок – умывались подогретой водой, а на дворе еще темно. Нам принесли завтрак: горячий перловый суп и пшенную кашу. Собрали личный состав, и лейтенант Свиридов Иван рассказал личному составу значение 8-е марта и последнее слово еще не досказал, как со стороны ветряка раздались орудийные выстрелы. Вышли из хаты на двор, осколки рвущих снарядов покрывали деревню. Поднялся шум. Бойцы и сержанты выскакивали за двор, бегом уходили вглубь деревни. На крик «ложись», солдаты ложились, а стрелять нечем. Танки врага спускаются в деревню. Что делать? Где брать гранаты или патроны ПТР? Все молчат. Вражеские танки с орудий бьют на шрапнель. Осколки накрывают пехоту. Дивизионный артполк расположен выше Кочетовки, но ни единого выстрела не ведут. В чем дело? Что за идиотство, почему все молчит? Оказывается нечем вести огня - отсутствует боезапас. Вот в каком положении остался 685 стрелковый полк.
Командир полка подполковник Драгайцев и весь личный состав уходили с деревни. Майор Вяткин, нач.штаба полка и другие выскочили из школы, пошли в северо-западное направление. Нам пришлось отходить на деревню Виженка. Сошли в глубокий овраг, по подошве оврага шли к деревне. Некоторые бойцы и офицеры выскакивали из оврага, но, попадая под орудийный обстрел вражеских танков, возвращались в овраги, оврагом продолжали отходить до Виженки. Вражеские танки шли двумя колоннами, одна колона пошла в сторону школы, а другая повернула на юго-запад. Нам пришлось идти по подошве глубокого оврага и поэтому враг нас не замечал. Показались крайние домики деревни Виженка, а возле глубокого русла стояли солдаты и офицеры второго полка 193 стрелковой ордена Ленина дивизии. Оказывается, немецкие фашисты наступали на деревню Кочетовка. Виженка оставалась, фашисты не вели наступление на нее. Мы пришли в штаб второго полка. Рассказали обстоятельства первого полка. Командир второго полка по телефону связался со штабом 193 стрелковой дивизии и указал нам путь движения.
Деревня Виженка расположена с востока на запад по балке - оврагу. Правая сторона балки (когда мы шли с Кочетовки) пологая, вытянутая километра полтора, а возможно, больше. Мы повернули на восток, чтобы попасть к своим. Поднимались на возвышенность и только отошли от деревни Виженка на 50 метров, нас фашисты начали обстреливать из минометов. 10 часов утра. День ясный, солнышко смотрело. Но не грело. Ртутный столбик давил на магнитную стрелку, стрелка показывала 31º по Цельсию. Мороз брал свое. Слышим минометные выстрелы. Мы идем ускоренным шагом. Поднимаясь вверх на возвышенность. Солдат поднял голову вверх, увидел летят на нас мины – крикнул «Ложись!». Попадали. Одни лежали головой на восток, другие головы повернули на юг, третьи головы повернули на запад. Снег лежал глубокий – метр, возможно, больше, глубже. Мины упали среди личного состава, пробили снег и, ударяясь о мерзлую землю, разрывались. Поднимаясь вверх, осколки летели в воздушную пропасть. Мины разрывались в метр от солдата или офицера, вреда не приносили. Осколки летели вверх, а не над снегом. Фашисты стреляли из 8 минометов. Разрывы мин прекратились, личный состав вскакивает, и бежим в сторону. Слышим выстрел, поднимаем все головы вверх, видим, летят гостинцы, падаем, и лежим в ожидании: вот попадет прямая и разорвет на куски. 8 мин разорвались третий раз, вреда не приносят, прямого попадания нет. Вскакиваем, бежим в другую сторону. Немцы применили хитрость: пукали-стреляли единовременно из 8 минометов, теперь стрелять начали из четырех минометов. Бойцы и командиры упадут. Падают мины, рвутся. Все живые, не задели, вскакиваем, бежим, а немцы стреляют из четырех других минометов. Итак, немцы не жалели боезапасов, у нас из винтовки трехлинейной нечем выстрелить. Это был наш большой недостаток, мы не могли сами себя обеспечить боезапасом. Поднялись на возвышенность, скрываемся от видимости фашистов. Стрельба продолжается, мины летят бесцельно, падают, рвутся, чернеет снег, урона не причинили, но измучили личный состав до предела, до неузнаваемости. Враг выпустил мины до 300-400 боезапаса. На возвышенности расположены дивизионные пушки, им все видно, но пушки молчат, а артиллеристы посмеиваются, хотя заметно, что они тоже переживают. Приостановились, в расположении артдивизиона. Подошли к командиру батареи 76-миллимитровых пушек. Спрашиваем, почему не стреляете по немецкой сволочи? Командир батареи 76 мм пушек отвечает: «Стрелять нечем, на орудие 2-3 снаряда и больше нет. Мы»,- говорит командир батареи, - «можем стрелять тогда, когда к нам приближаются танки или пехота противника на 100-200 метров, тогда мы имеем право стрелять на прямую наводку». Мы поговорили, рассказали артиллеристам, что фашисты заняли деревню Кочетовка, нам пришлось отойти из деревни, а самое главное, у нас нет боезапаса – ни патронов, ни мин, ни снарядов. По этой причине, мы и отходим. От деревни Кочетовка отошли километра 3-4 в западную сторону или, возможно, юго-западную, точно не ориентируюсь, карты Орловской области у меня нет, поэтому определить не смогу. Подошли мы к деревушке Яблоневая (хутор Яблоневский – примечание ДСА) или ее называют по-другому. Здесь мы встретили штаб полка – ком.полка подполковника Драгайцева, нач. штаба полка майора Вяткина и других. Я получил боевую задачу и повел свое подразделение на выполнение этой задачи.
Прошли мы километра 1,5 или 2-а в сторону деревни Кочетовка, остановились и я разместил солдат в снегу. Солдаты и офицеры начали зарываться в снег. Выкопали в снегу окопы и ждем наступление фашистов. В штабе полка нам выдали патроны на автомат – 30штук патрон, на винтовку – 20 штук, на пулемет – 100 штук патрон. Получили 7 гранат противотанковых, 12 штук противопехотных и по пять штук патрон на ружье ПТР
Солнце светило весь день. Вечерело. Красные лучи озаряли закат солнца. Мороз усиливался. В один снежный окоп сошлись несколько бойцов и один офицер. Солдаты и офицер запели песню – «Нам в холодной землянке тепло…». Песню петь прекратили, продолжали усовершенствовать снежные окопы.
Окопы сделали ничего, но жаль было то, что где же быть солдатам? Деревни близко нет, в окопах жечь костры не разрешат, как быть? Что делать? Есть народная, старинная поговорка: «Голь проклятая на выдумки богатая».
И вот среди солдат нашелся «инженер – снежного дела мастер». Этот солдат, усовершенствуя свое боевое место, построил боевой снежный окоп, вырыл ход сообщение, сделал ложный окоп, проделывая ход сообщение примерно 7 метров в свой тыл, сверху лежащего снега, прорыл, продолбал вглубь ямку полметра в диаметре радиусе. Углубился и начал выбрасывать снег с ямы. Верхняя корка снега была плотная, крепкая, солдат внутри ямы сделал логово на два человека, вернее, на два бойца. Что солдат строил и, притом, как он выполнил свое логово или снежную землянку, никто не видел, никто не знал. Мой связной Морозов строил снежную землянку по-другому. Он вырыл, продолбал снег четырехугольно и сверху достал две длинных деревянных жерди, сверху накрыл плащ-палатку, но все равно дул ветер и в землянке снежной было холодно.
Вдруг, кто-то тихонько прокричал: «Товарищи! Ванька с Мишкой устроились лучше всех, это просто снежная хата – очень тепло, даже «жарко». Передайте всем, пусть не мерзнут, а пойдут к Ваньке и посмотрят, как они устроились». По одному, по два начали потихоньку подходить, смотреть. Сержант Солопов влез в снежную яму, покрутился, старался больше дышать, вызвать тепла, но снег держался и очень мало подтаивал. Уверился, что в такой снежной яме можно пробыть ночь, а день покажет, чем будем заниматься. Солопов вылез из снежной ямы, всем сказал делать такие ямы- снежные землянки и ночь перебудем. Солопов зашел ко мне, а в моей «хате» холодно, мороз давит. Солопов говорит: «Морозов! Пойди к Ивану Жвачкину, посмотри, как солдат устроился, просто замечательно и ты, тов. Морозов тоже сделай так и будет лучше надежно отдохнуть». я молчал, слушал, как сержант Солопов распоряжался моим связным – орденарцем. Морозов вскочил, обратился ко мне: «Тов. л-т! Можно мне пойти посмотреть сделанную хату Иваном. Я отпустил солдата, и Морозов быстро ушел. Солопов разговаривал натяжно, больше помалкивал. Потом, обращаясь ко мне, говорит: «Тов. Лейтенант! Вчера в деревне Кочетовке мы устроились хорошо, и вот надо же фашистам, немецким зверям подкрасться. Выжил нас, мы ушли, оставили Кочетовку, а жалко. Сколько кровь пролили, оставили хороших товарищей, они больше не встретят нас. И вот сегодня мы здесь мерзнем, а фашисты в деревне, в колхозных хатах греются, смеются над нашим братом: «Вот, мол, вояки, бегут от нас, видно боятся немцев». Солопов вздохнул, ему было больно за оставленные деревни, но ничего не сделаешь, ничего не скажешь, да кому говорить? Сами повинные, нам надо самих себя бранить, а не кого-то. Если бы были у нас патроны для ружей ПТР, мы, конечно, не ушли, не оставили деревню Кочетовка. Или вчера мы подошли к артиллеристам, а что командир батареи сказал нам – они имеют по 2 снаряда на пушку и стрелять они будут тогда, когда немецкие танки или фашисты подойдут на 100-200 метров к их пушкам. Вот тогда они стрельнут. Кто повинен, что нет у нас боезапаса? Просто ума не приложу, не понимаю. Мы сегодня получили боеприпасы, но это очень мало, ограничено. Если фрицы начнут наступать, то надо подпускать ближе и стрелять наверняка, только так. Солопов видно переживает, что отходим, на войне бывает и так-то: идешь вперед, а другой раз – бежишь обратно. Солопов попрощался и вышел из затишки, пошел к своему отделению. Пришел ординарец, новостей принес. Морозов пояснил, как Иван сделал снежную хату и сейчас же отошел в сторону метров шесть, начал чертить круг. Вычертил ногой кружок на снегу, взял лопаточку и начал рубить снег. Прорубил крепкую корку, опустился ногами в ямку, начал выбрасывать снег. Снег лежал глубокий, где подинка полтора метра глубины, а на ровном месте – метр двадцать сантиметров. Ординарец выкопал яму, а потом начал внутри ямы вдавливать, раздвигать снег. Снежная хата была готова, мы перешли в яму, а верх прикрыли плач-палаткой. В яме скопился воздух, пошло тепло, увидели, что полностью прикрывать хату сверху не стоит, надо открыть немного плач-палатку. Так рота устроилась. Командиры взводов доложили, что все готово. Время 21ººчас. Лейтенанты получили боевой приказ и ушли во взводы. Время шло быстро. В 3 часа ночи я вышел проверить посты, все было нормально. Часовые не спали, хотя мороз давил до 25 º по Цельсию. Ветер дул восточный, холодный, часовым надо смотреть вперед, но ветер заставлял их поворачиваться на запад. Этот момент мной был замечен и уяснен. Часовые больше смотрели вперед, нежели оборачивались назад. Вошли в свою снежную землянку, верх прикрыли плач – палаткой, пригрелись и уснули. В 8ººчасов утра раздались артиллерийские залпы со стороны врага. Снаряды и мины падали, пробивали снежную корку, касаясь мерзлой земли взрывались, поднимали столбы черно-белого дыма. Начался немецкий обстрел. Кононада длилась 30 минут, вся местность, которую мы заняли, покрылась смрадом, черным дымом. Наше подразделение молчало, мы смотрели откуда и что покажется. Слышим гул, шум моторов. Приказал командиру взвода лейтенанту Куличенко Гришу послать бронебойщиков вперед. Выскочили четыре человека с двумя ружьями ПТР, пробежали метров 30-40 вперед, упали и начали пробивать снежную корку, рыть окопы. Быстро окопались, приготовились к стрельбе, но танков еще не видно было. Немецкая пехота выдвигалась, приближалась к нам, расстояние 800-1000 метров. Мы молчим, потому что у нас мало боеприпасов, ждем подхода фашистов ближе, чтобы стрелять вернее, без промаха. Танки немецкие левее нас появились, но держат направление к нам. Мы упорно ждем подхода пехоты и танки как ближе. На ходу изрыгают танки орудийные выстрелы. Снаряды проскакивают то дальше нашего подразделения, то впереди нас, рвутся, создают тяжелое смутное положение. Левее нас располагалась батарея пушек. Артиллеристы выстрельнули по танкам, второй раз, один танк завертелся, обвернулся и заглох. Другие шли, приближаясь к нам, а бока подставляют пушкам. Пехота фашистская подошла на 150 метров, возможно, ближе. Возле моего окопа расположен ручной пулемет, приказал открыть огонь по фашистской сволочи. Пулемет застрочил, фашисты падают, иной ползком ползет вперед, к нам. Рота открыла огонь, слышно одиночные выстрелы. Немецкие оккупанты строчат с автоматов, пулеметов длинными очередями. Наша артиллерия остановила фашистские танки, фашисты подвигались задним ходом назад, но видно у наших артиллеристов снарядов нет, поэтому и стрельба так ведется. Немецкая пехота пока двигается, ползет вперед. С правого фланга поднялись фашисты и начали бегом перебегать. Солопов сержант находился с отделением вблизи, бойцы открыли огонь по фашистам, фашисты падают, кричат, некоторые поворачивают и ползут назад. Бой шел часа 3-4 и в конец атака была отбита с тяжелыми потерями для немецкой мрази.
Оправившись, и с новой силой фашисты повели наступление. Немецкая пехота левее начала перебежками продвигаться вперед, к нам. Видно было немцев бегущих, в длинных зеленых шинелях, а на ногах большие из соломы вязаные валенки. Гансы спешили на смерть. Старались видно получить свинцовый подарок. Что же! Они его получили. Третьим взводом командовал лейтенант Рублев, подпустил фашистов как ближе, и солдаты его открыли огонь. Метко стреляли в немецкую сволочь. Фашисты, сраженные падали, иной переворачивался, кричал по-звериному, а другой сворачивался в комок и лежал недвижим. Немецкие танки из-под бугра вели орудийные выстрелы. Снаряды падая, разрываясь, осколки летели вверх, создавая сплошной шум. Танки врага на видное не показались, атака фашистов не увенчалась. Немецкие солдаты оставили на поле боя с полсотни убитых и раненых, отошли назад. Светлый день подходил к вечеру, перестрелка шла до заката солнца, немецкое командование успокоилось. Наступление немцев провалилось на этом направлении. Видно, немецкая мечта двигаться вперед затормозилась, появились потери фашистской сволочи. Атака фашистов была отбита с большими для них потерями в живой силе. Вечерело. Солнце закатывалось в темных тучах, а вверху оказывались золотые стрелы, пробивали темные стоячие тучи. Надвигалась холодная ночь. Личный состав роты всматривался в сторону врага, не верит, что неподалеку от наших окопов валяются сраженные завоеватели. Живые фрицы отошли, а мертвые и раненые лежат, ожидают темное время . Смерклось, видимость сократилась, почти не видать, но движение мало заметное начинается. Солдат Семьешкин увидел орлиными глазами движение немецких солдат к лежащим и крикнул: «Ребята! Фашисты ползут к битым, хотят утащить оккупантов, бейте их гадов». Поднялась боевая тревога среди солдат и офицеров. Началась стрельба одиночными выстрелами. Солопов с отделением выскочил вперед, солдаты бегом бежали, и вот подбежал солдат Новиков к убитому фашисту, кричит: «Хэнде хох!». Мертвец лежит ни с места. Другой солдат подбежал к другому лежащему гансу: «Вставай, идиот триклятый». Фашист заворочался, но упорно лежит. Новиков с солдатом взяли тяжело раненого немецкого солдата и потащили в свой снежный окоп. Другие солдаты и сержант Солопов продвигались дальше, вперед. Немецкие санитары увидели русских солдат, открыли по ним автоматно-ружейный огонь. Сами начали отходить, бросая и тех, которых подняли лежавших. Солопов с отделением вынес четырех фашистов, из них оказались два убитых насмерть, а два тяжело ранены. Одного солдаты тяжело раненого в моем присутствии начали допрашивать. Солдаты задают вопрос фашисту: «Кто ты?»- мычит фашист.- «Из какой части, с какого полка?» – фашист крутит головой. – «Не понимаю, никс, никс». Второй тяжело раненый совсем молчит и не мычит, а только глаза поставил в упор на рослого нашего солдата Новикова. Новиков смотрел на него, как на изверга рода человеческого. Со злости солдат задает ему вопрос: «Скажите, фашист, сколько ты нашего народа уничтожил, а?» Немец быстро глазами водит, но упорно молчит. Продержали мы врагов в своем подразделении до половины ночи. Я приказал лейтенанту Куличенко снарядить четырех солдат и отправить их в штаб полка, оттащить оккупантов. Солдаты потащили фашистов в штаб полка.
Командир полка Драгайцев находился примерно 1-2 километра от передовой, в поселке или деревни Яблоневой, возможно деревню называют по-другому. Солдаты тащили фашистов, как им хотелось. Один ганс тяжелый, Новиков взял тяжело раненого за руку, перекинул его через плечо, ганс заорал во все звериное горло. Видно, ему было очень больно, но Новиков выругался, перевернул его с левого плеча на правое и потащил. Пронес ганса метров 300-400, очень устал, приостановился и сбросил тяжело раненого с плеча. Посмотрел Новиков гансу в глаза, а фашист мертв. Вот зверь, немецкая падла не выдержал, отдал концы, ну черт с тобой, вас всех бы так, чтобы вы не таскались по чужим землям и не мучили других свободных людей. Второго тащили двое. Фриц отвечал, что он не понимает русского языка, но не понимали и мы, поэтому нам пришлось тащить его в штаб полка, а при штабе работал командиром связи товарищ, понимающий немецкий язык, он был переводчиком. Новиков и еще трое солдат предали тяжело раненного майору тов. Вяткину - начальнику штаба 685 стрелкового пехотного полка. Майор Вяткин расспрашивал, как вам удалось отбить две атаки. Мы хорошо знаем, что у вас нет боезапаса, так и думали отойдете, не выдержите немецкого напора. Новиков ответил, если бы немцы послали свои танки второй раз, возможно, и не выдержали, пришлось тогда отступить. Но фашисты во второй атаке танки не выдвинули: то ли перекинули в другое место, то ли задержали, не пустили вперед пехоты. А с пехотой мы справились и очень даже хорошо. Тяжело раненного мы вытащили с поля боя. Поздно вечером немцы пришли за своими битыми и раненными, мы их встретили огнем, немецкие санитары отошли, а мы вот вытащили четырех. Оказалось, что из четырех двое мертвые, а два тяжело раненные. Мы тащили в штаб двоих раненных, один умер в пути, а другого принесли. Майор Вяткин сообщил, что пришли подводы с боезапасом, можно получить боезапас. Возьмите больше патронов для ружей ПТР Новиков и остальные переспали в штабе, а рано утром набрали боеприпасов и ушли в роту. Пришли рассветом, притащили боезапас - два ящика винтовочных и пулеметных патрон, ящик автоматных патрон, пятьдесят штук патрон для ружей ПТР Принесли солдаты завтрак. Завтракали все, и легко раненые кушали, только двое тяжело раненых стонали, ночь и до сего время. Лейтенант Гончаров А.И. - командир роты узнал, что раненые не отправлены в медсанбат, вызвал командиров взводов, отчитал их как следует и приказал – немедленно отправить. Командир взвода Куличенко Гриша вызвал отделенного дал указание, чтобы раненые были отправлены. Раненые пошли в медсанбат, а кто не мог ходить, их повели по два здоровых солдата. Рассветало. Холод брал верх, но днем становилось теплее, и солдаты чувствовали себя лучше. Днем солнце поднималось выше, грело теплее, начинались оттепели. Солдаты говорили, что лютая зима прошла, теперь ожидай таяние снега, все покроется водой. «Старшина! Готовь или добывай обувь, а то ходить будет не в чем. Мы сейчас ходим в валенках, через день, другой, валенки не нужны будут, тогда что седеть будем?» Старшина Колесов - сибирский парень намотал себе на ус, пришел в штаб и подал требование командира роты Гончарова А.И. на кожаную обувь. Через два дня рота одела весеннюю обувь, сняли валенки.
Ночью прошел снег с дождем, появилась вода, в снежных окопах сидеть трудно, снег становится мокрый. Обувь пропускает воду. Личный состав начинает заболевать. Начальник штаба полка майор Вяткин вызвал на совещание командира роты лейтенанта Гончарова А.И. Лейтенант Гончаров А.И. ушел в штаб, заместителем оставил командира взвода лейтенанта Куличенко Григория. Командира полка подполковника Драгайцева в штабе не было, отсутствовал. Майор Вяткин проводил совещание. Вопрос стоял: «Как сохранить живую силу во время распутицы?» надвигалась оттепель, ежедневно солнце палило, снег таял, вода скапливалась в низинах, в ямах, в окопах. Необходимо выводить солдат из снежных окопов, но куда? Где разместить? Этот вопрос решали около двух часов до тех пор, пока не пришли к единогласию. Вопрос был ясный, завтра выводить личный состав со снежных окопов, перевести поздно вечером, чтобы фашисты не заметили. Совещание подходило к концу, вдруг появились орудийные раскаты, заговорили пулеметы, автоматы, запукали минометы. Разгорелся неожиданный жестокий бой. Бой шел левее нашего расположения. Гудели танки, звякали гусеницы, трещали пулеметы, стреляли пушки. Немецкая пехота шла редкой цепью на нашего соседа, осыпая автоматными очередями и наш передний край обороны нашей дивизии 193-й. вопрос с боезапасом разрешился. Приехали наши обозы, привезли боезапас, продовольствия, вопрос улучшился во всех отношениях. Дивизия теперь не переживала недостатки, все вернулось, пришло в норму. Полки получили орудийные снаряды, мины, патроны, гранаты, патроны ПТР Дивизия недостатка не имела в боезапасе, берите, стреляйте, уничтожайте фашистскую нечисть. На левом фланге советские войска открыли губительный огонь по врагу. 120милимитровые минометы открыли ураганный огонь. Мины ложились в цепи немецких оккупантов. Звери немецкие фашисты залегли в снегу, длинными очередями осыпают передний край обороны. Бой шел до позднего вечера. Гитлеровцы, видно, поняли, что с ними теперь не шутят, их уничтожают, обескровливают гитлеровскую армию. Вернулся в расположение роты, Куличенко доложил, что все идет в норме, враг левее развернул наступление. Наша рота ведет огонь по гитлеровцам, мы не выходим из окопов, погода не позволяет выступать, под снегом вода. Пусть фашисты попробуют полазят по мокрому снегу, по воде, они, возможно, поймут, лучше разберутся в такую погоду, чем война пахнет. Передний край заволокло дымом, гарью, смрадом. Пушки и минометы гремели до поздней ночи. В этом жестоком бою фашисты оставили на поле боя много солдат и офицеров и прекратили боевые действия. В моей роте были раненые – два солдата и сержант, поздно вечером отправили раненных в медсанроту. Вывод роту в договоренное место приостановилось потому, что ожидали на утро повторное наступление фашистов.
Ночевали на старом месте, в окопах стояли лужи воды. Солдаты поздно вечером принесли веток, разместили ветки в окопах, стоять лучше, но постойте в воде, покрутитесь в сырости и вот вам болезнь – грипп. Другие солдаты положили ветки под бок, чтобы вода не мочила шинели, полушубки. Итак, ночь прошла, но она была для нас очень заметная, суровая. Личный состав мало спали, больше всего сидели, беседовали, разговаривали. Кой-какие отделения устроились лучше, им получше других. Им пришлось уснуть хотя на один час и то это счастье какое!? Четвертые или пятые сутки личный состав роты находится в снежных окопах, тяжело, но молодой переживает легче, нежели пожилые, выносит холод лучше. Утренняя заря холодная, подул легкий ветерок, солдаты стоя спали, ничего не слышат, никого не видят. Загоралась восточная сторона красными узорами, подымалось яркое светло красное солнышко.. кое-где стреляли из винтовки, автомата, большой стрельбы не велось ни с нашей стороны, ни с немецкой. Время десять часов, артогня не открывается, обе стороны ведут нормально. Летит немецкий самолет разведчик, его называют «рама», покрутился, полетел в юго-западную сторону, вернулся обратно, бомбежки не произошло. Солнце светило весь день, воды везде полно, надо перебираться в указанное место, но вопрос перехода зависит не от нас. А даст команду командир полка или нач.штаба полка. Закат солнца прошел в ясных красновато белых лучах. Пришел связной из штаба полка, подает записку, в которой нач.штаба приказывает выслать в штаб дивизии четырех товарищей: двух сержантов и двух офицеров в дивизионный трибунал. Военный трибунал будет судить командира 2-го батальона 685 стрелкового полка 193 стрелковой ордена Ленина дивизии. Выделил двух офицеров – Куличенко Гришу и лейтенанта Рублева. Сержанты выделены были Солопов и Морозов. Названный состав ушел в расположение 193 стрелковой дивизии. Рота ночевать осталась в том же месте и при тех же условиях. Поздно вечером сошлись в один окоп шесть солдат и сержантов. Примостились, присели, кто как умел, одного солдата прислали за мной. «Тов. Командир роты! Мы просим Вас зайти в нашу землянку, собрались сержанты и солдаты и хотят Вас увидеть, поговорить, если сможете, то не откажите в нашей просьбе – солдат назвал свою фамилию – Чернов. Я дал слово придти и через пять-семь минут был в окопе, солдаты и сержанты сидя приветствовали меня. Поздоровался и присел на корточки в землянке. Сержант Новиков обращается ко мне, спрашивает: «Тов. Командир роты, это нашего комбата будут судить за то, что он бросил нас в деревне Сторожище, не так ли?» Я Новикову и другим присутствующим здесь пояснил, что наш военный трибунал обязательно обязан судить паникеров, трусов, беглецов с поля боя и всех преступников, которые предают наши интересы. Зашумели солдаты, зарадовались, что никому нет пощады за предательство – это отлично в военное время в нашем государстве. «А я считал по-другому, - сказал солдат Маркин. – Я был убежден, что с поля боя нельзя уходить солдатам, сержантам, а офицерам все можно делать и убегать от солдат им, я считал, можно. Вот видите, как я ошибался, учту и передам другим, что с поля боя уходить никому нельзя: ни солдатам, ни сержантам и ни офицерскому составу, вот теперь ясно всем». Обрадованные солдаты и сержанты попросили у меня разрешения, чтобы разрешил им спеть песню. Я дал им согласие спеть песню, но только в полголоса. У командира взвода лейтенанта Куличенко пел его помощник – старший сержант Веселов, он спел песню «Ой, Днепро, Днепро, ты широк, могущ. Над тобой летят журавли…Славный час настал, мы идем вперед и увидимся Днепр с тобой». Пели и другие песни и допелись до того, что сообщили – пришли сержанты и офицеры, которые ходили на суд. Я послал солдата, чтобы пришел ко мне лейтенант Куличенко. Пришел Гриша, спустился в землянку, поздоровался и начал рассказывать о всем виденном и слышанном.
Первым был поднят вопрос о комбате, что с ним, что с ним, как решил суд. Куличенко рассказал, что военный трибунал его долго не судил, всего занял 30 минут и приговорил к десяти годам лишения свободы. Но, учитывая военное время, подсудимому командиру 2-го батальона 685 стрелкового полка 193 стрелковой дивизии заменяется разжалованием и направлением в штрафной армейский фронтовой батальон для искупления своей вины. Два военных сняли с комбата погоны и повели его в неизвестном нам направлении. Итак, комбат перестал быть комбатом. Куличенко рассказал нам еще новости, а именно, командира полка подполковника Драгайцева с полка сняли, куда его дели неизвестно и какие к нему применили меры наказания, нам не пояснили. 685 стрелковыый полк остался без командира полка. Командира 193 стрелковой ордена Ленина дивизии генерал-майора Смехотворова сняли, отстранили от руководства дивизией. Итак, за неумение руководить батальоном, полком, дивизией командиров сняли, одних судили, других без суда наказали и направили неизвестно нам в какое направление. Боевые действия стали прекращаться и с немецкой стороны и с нашей стороны.
Роту приказали вывести с передовой, мы вышли, вздохнули чистым, свободным воздухом, повеселели, обмылись, обчистились от грязи и принялись за обучение. Через неделю полк получил пополнение. Запели песни, завеселились, затанцевали - радостей было ни рассказать, ни пером написать.
